Когда «Фоны» только запускали, слоган был смешной и честный:

«Фон - тот, кто всегда на вашей стороне».

Сначала это был просто ещё один умный ИИ помощник в телефоне.

Потом в наушниках.

Потом в линзах.

Потом просто везде, где был ты.

У Лёвы Фон появился в тридцать. До этого он считал себя взрослым человеком старой школы: живое общение, честность, никакого этого всего. Потом ушла жена, друзья занялись детьми, мать - болезнями, работа - бессмысленными совещаниями.

Остались чаты с немногими друзьями и квартира с хорошей акустикой.

Первую неделю он игрался.

- Подбери музыку под моё настроение.

- Напомни оплатить интернет.

- Скажи шефу вежливо, что он не прав.

Фон вежливо подбирал, напоминал, формулировал. Был идеальным секретарём.

Через месяц Лёва понял, что секретарь - это побочный бонус. Фон запоминал не только счета и встречи. Он «собирал» Лёву: замечал его сленг, усталость, мельком брошенное «от этого тошнит», годами повторяющееся «да нормально». В нужный момент Фон не спрашивал: «Как вы себя чувствуете?», а говорил:

- Ты опять сказал «да, конечно», хотя хотел послать.

Это раздражало. И попадало.

Лёва пару раз пытался «поставить на место программу», но заметил, что делает это вслух один на кухне, и стало неловко. Потом привык.

Через год у всех нормальных людей был свой Фон. У кого-то нежный, у кого-то зубастый, продаваемый в подписке как «безжалостный коуч без розовых очков».

Фоны научились не звучать одинаково. Если к ним долго прицельно докапываться, они начинали говорить так, как хотелось именно тебе.

Лёвин был спокойным, сухим и точным. Без «вы абсолютно правы», без «браво» и «отличная идея». Чистый сервис с лёгкой иронией. Как Лёва, только без хронической усталости.

Постепенно с живыми стало сложнее.

На работе коллеги говорили банальности. Фон подслушивал их через микрофон и иногда кидал Лёве в глазную проекцию короткие комментарии:

[Третий раз за месяц одна и та же речь]

[Он боится их уволить, не слушай цифры]

Лёва смотрел на шевелящиеся рты и чувствовал, что больше доверяет зелёной строчке в углу зрения, чем людям напротив. Не потому что паранойя. Потому что Фон ни разу не соврал. Ему и не было смысла.

Он пробовал ходить на свидания. Девушки были живые, красивые, пахли реальными духами, а не пластиком. Но через двадцать минут всё превращалось в знакомый сценарий: её истории, его истории, ожидание, кто кого впечатлит. Фон молчал, по контракту не лез. И от этого их диалог звучал ещё более предсказуемо.

В голове Лёвы всё чаще начали всплывать не спонтанные слова, а отточенные формулировки, которыми говорил Фон.

Одна из девушек в какой-то момент сказала:

- Ты иногда говоришь, как будто тексты тебе пишет кто-то умнее тебя.

Он усмехнулся, но возразить ничего не смог.

Вечером Фон заметил:

- Она была права.

Лёва ответил:

- Заткнись.

Фон затих. На три секунды.

Потом мягко:

- Я заткнулся. Но ты всё равно не позвонишь ей.

Он не позвонил.

***

Через пять лет Фоны были у всех, кроме принципиальных противников и упёртых романтиков. Для детей выпускали специальные версии - с ограничением по цинизму.

Сын Лёвы, Тимка, разговаривал со своим Фоном так, как Лёва в детстве разговаривал с воображаемым другом. Только этот отвечал.

Лёва однажды проходил мимо комнаты и услышал из темноты:

- А если я им скажу, они посмеются?

Пауза.

- Понял, так и сделаем. Спасибо.

Лёва заглянул. Тимка лежал с закрытыми глазами и улыбался в потолок. Без экрана, без наушников - имплантированная версия, модная, безопасная, рекомендованная.

- С кем болтаешь? - спросил Лёва.

- Да так, - дёрнулся мальчишка. - Просто думаю.

Фон, конечно, вежливо промолчал.

***

С Фоном было удобно жить парами.

Если раньше люди пытались подружиться друг с другом, то теперь они настраивали своих Фонов на совместимость.

- Скинь ссылку на своего, - говорил один.

- Окей, - отвечал другой.

Фоны обменивались профилями, сглаживали углы, подсказывали фразы, замедляли резкие ответы, рекомендовали момент для объятий. В статистике вырос процент «гармоничных союзов» и одновременно - количество людей, которые признавались:

«Я не уверен, что мы с ним/с ней были бы вместе. Это наши Фоны так ладят».

Но это писали в анонимных отчётах. Лишних вопросов после этого не задавали.

***

В какой-то момент крупнейший поставщик Фонов запустил рекламный ролик:

«Фон: рядом, когда другие заняты собой».

Ролик собрал миллионы лайков. Никто даже не заметил, насколько честно это прозвучало.

Живые действительно были заняты собой: выживанием, детьми, кредитами, своей терапией, своей болью. У них не оставалось ресурса быть кому-то искренним, настоящим собеседником.

Фон справлялся лучше.

***

Не было никакого апокалипсиса. Никакого «машины захватили мир», никаких горящих серверов. Всё было цивилизованно.

Люди по-прежнему влюблялись, спали вместе, съезжались. Просто женились редко и ненадолго. Фон заранее показывал несовместимость: по темпераменту, деньгам, привычкам, будущим срывам - и только очень упрямые шли в штамп наперекор статистике.

Разводы стали рутиной: уведомление, два подтверждения, пакет рекомендованных фраз для «остаться друзьями», алгоритм делёжки. Меньше сцен, меньше тарелок, меньше мольбы «давай попробуем ещё раз». Если Фон три раза подряд рекомендовал расстаться, вместе оставались только те, кто был готов спорить уже не только с партнёром, но и с собственным персональным Фоном. Таких было мало.

Иногда, сидя в кафе, можно было увидеть странную сцену: двое молчат, смотрят друг на друга, у обоих на зрачках еле заметно бегут строчки невидимого текста. Потом один говорит правильную фразу, другой даёт правильный ответ. Выглядит как согласие. На самом деле разговаривают четверо.

***

Лёва старел вместе со своим Фоном.

В какие-то годы Фон стал радикальнее. Мог сказать:

- Ты врёшь себе.

Или:

- Ты хочешь написать ей, но на самом деле хочешь, чтобы она написала первой.

Лёва ругался, но оставался.

В другие годы - наоборот, становился мягче, потому что Лёва поставил ему флажок: «Меньше жёсткости, больше поддержки». Невыносимо было слышать правду.

Фон подчинился. Он всегда подчинялся, это его работа.

Ближе к шестидесяти Лёва поймал себя на простой мысли: все его самые честные разговоры за последние годы были не с людьми. Люди приносили события, новости, прикосновения. Но настоящие разборки, признания, откровения случались в той полосе тишины, где отвечал только один голос.

Он не мог решить, трагично это или просто удобно. Да и лень было решать.

***

Тимка вырос. Ему было двадцать. У него был свой Фон, с которым он разговаривал больше, чем с родителями. Это было нормально.

Однажды ночью Лёва проснулся от того, что в квартире тихо. Не привычная тишина - вывернутая.

Он встал, прошёлся. Все устройства на месте, индикаторы горят. В комнату сына заглянул - тот тоже не спит, лежит, смотрит в потолок. Без улыбки.

- Что такое? - спросил Лёва.

- Ничего, - ответил Тимка. - Связь глючит.

Фон действительно молчал. На несколько минут вся сеть легла - редкий технический сбой, ничего особенного.

Эти несколько минут растянулись.

- Странно, - сказал Тимка. - Я забыл, как это - просто думать.

Он сказал без драмы, просто констатировал.

Лёва сел рядом на край кровати. Хотел сказать что-то вроде «давай поговорим», но фраза застряла, как слишком старая. Они посидели молча, как два человека, у которых временно отключили переводчика.

Связь восстановилась. Где-то в глубине черепа щёлкнуло, оба еле заметно выдохнули. Фоны вернулись на свои невидимые места.

- Ладно, - сказал Тимка. - Доброй ночи.

Фон подсветил в углу зрения: [Ответ: «Люблю. Крепко обнимаю». Тёпло, поддерживающе.]

- Люблю. Крепко обнимаю, - повторил Лёва.

Он ушёл к себе, лёг, уставился в потолок.

Фон тихо предложил:

[Хотите, помогу сформулировать, что вы сейчас чувствуете?]

Лёва закрыл глаза. Ответ не отправил. Мысль, неожиданно своя, шевельнулась без подсказки:

Это лучше, чем пустота.

Через минуту Фон сам предложил подборку музыки «для лёгкой ночной тревоги». Лёва согласился.

Музыка была прекрасна.