Марк закончил последнее соло. Пальцы, как дрессированные животные, пробежали по грифу, взяли финальный, стонущий бенд и замерли. Секундная тишина взорвалась ревом толпы. В свете прожекторов он видел сотни поднятых рук, открытые в крике рты, блестящие от пота и восторга лица. Они получили то, за чем пришли. Он дал им это.

Он профессионально улыбнулся, кивнул остальным музыкантам и поклонился. Классический финал. Десятый концерт за двенадцать дней. Завтра - переезд в другой город и снова то же самое.

Он ушел за кулисы, и гул в ушах медленно сменился гулом кондиционера. Кто-то протянул ему бутылку воды, кто-то похлопал по плечу. «Ты был огонь, старик! Просто огонь!»

Марк кивнул. Он знал. Технически все было безупречно. Каждая нота на своем месте. Каждая пауза выверена. Но внутри, там, где раньше бушевал этот самый огонь, остался только холодный, чистый пепел.

Он сел на ящик с аппаратурой и закрыл глаза. Вспомнил, как все начиналось. Свою первую гитару - дешевую, фанерную, с кривым грифом и дребезжащими струнами. Он купил ее на деньги, сэкономленные на школьных обедах. Он не умел играть. Он не знал аккордов. Но когда он впервые провел по струнам, и гитара издала свой нескладный, но живой звук, он почувствовал это. Удар тока. Волшебство. Он нашел свой язык.

Он не свернул.

Он не пошел в университет, как хотели родители. Он не нашел «нормальную работу». Он играл в грязных барах, где пахло пролитым пивом и отчаянием. Он спал в старом фургоне, питался растворимой лапшой и носил одни и те же джинсы месяцами. И он был абсолютно, безгранично счастлив. Каждый концерт был исповедью. Каждая песня - историей, которую он должен был рассказать. Он не играл музыку. Он был ею.

Он не предал мечту. Он отдал ей все. И мечта победила.

Пришли контракты, альбомы, ротации на радио. Пришли деньги. Фургон сменился комфортабельным туровым автобусом. Грязные бары - приличными клубами и концертными залами. Дребезжащая гитара - коллекцией дорогих, идеально настроенных инструментов.

Но где-то по дороге волшебство испарилось.

Исповедь стала работой. Песни - набором треков в сет-листе, который нельзя менять. Живой нерв выступления превратился в отточенную механику шоу. Он больше не рассказывал истории. Он предоставлял услугу. Качественную, профессиональную, но услугу.

Мечта, за которую он так боролся, оказалась капканом с позолоченными прутьями. Он получил все, чего хотел. И потерял все, что у него было.

Марк открыл глаза. Промоутер уже обсуждал с менеджером детали завтрашнего саундчека. Пора было собирать инструменты. Он подошел к своему главному инструменту - гитаре, сделанной на заказ, стоившей как неплохой автомобиль. Он провел рукой по ее лакированному, безупречному корпусу. Она была идеальной. И совершенно мертвой. Просто красивый кусок дерева и металла.

Вернувшись поздно ночью в пустой номер отеля, он не стал включать свет. Подошел к окну и посмотрел на огни чужого города. Там, внизу, тысячи людей жили своими жизнями. Ходили на работу, которую, возможно, ненавидели. Мечтали о чем-то другом. Может быть, о такой жизни, как у него.

Он горько усмехнулся.

Потом он подошел к старому, потрепанному гитарному чехлу, который возил с собой как талисман и который техники вечно норовили выбросить. Он открыл его. Внутри, в потертом бархате, лежала она. Та самая, первая. Фанерная, с кривым грифом. Одна струна на ней давно лопнула.

Он не доставал ее много лет.

Он сел на пол, взял ее в руки. Она была неудобной, чужой после его идеальных инструментов. Он осторожно, почти боясь, коснулся струн.

Гитара издала глухой, нестройный, жалкий звук.

Но Марк слушал не его. Он слушал то, что было за ним. Эхо старой комнаты. Привкус дешевого кофе. Ощущение надежды, такой огромной, что она не помещалась в груди.

Он сидел в темноте гостиничного номера, на вершине своей сбывшейся мечты, и впервые за долгие годы почувствовал не пустоту. А тихую, невыносимую боль. Боль по тому парню, который еще не знал, что самое страшное - это не проиграть в борьбе за мечту, а победить.