Алексей был гениальным архитектором. Только строил он не здания, а миры для других. Он умел слушать. Не так, как слушают другие — вежливо кивая, ожидая своей очереди заговорить. Он слушал всем своим существом, словно был археологом, а душа другого человека — неизведанной гробницей, полной сокровищ.

Он запоминал все. Случайно оброненную фразу о том, что в детстве она мечтала стать капитаном корабля. То, как она всегда выбирала в кондитерской тот самый, нелепый лимонный кекс. Дешевый пластиковый брелок в виде кита, который она прицепила на ключи, потому что “он смешной”.

И из этого «мусора», из этих забытых мелочей, он строил для нее мир.

Он мог посреди ночи разбудить ее, чтобы поехать к реке, «потому что ветер сегодня капитанский». Он мог исколесить полгорода в поисках того самого кекса, потому что «день без него прожит зря». А однажды он долго и серьезно рассказывал ей выдуманную им историю о том, как ее пластиковый кит проплыл все океаны, чтобы найти свою хозяйку.

И она слушала, смеялась и влюблялась. Влюблялась не столько в него, сколько в ту версию себя, которую он ей показывал. В ту женщину, чьи самые незначительные черты обретали в его мире вес и смысл. Рядом с ним она чувствовала себя не просто любимой. Она чувствовала себя увиденной.

Пламя страсти разгоралось до небес. И на этой вершине, в свете этого всепоглощающего пламени, они оба были ослеплены. Потому что пока горит огонь, никто не смотрит на дрова.

Но любое пламя однажды заканчивается. Когда дворец достроен и фейерверк сдачи проекта отгремел наступает обыденность.

Та обыденность, в которой двое людей просто сидят рядом и пьют чай. В этой обыденности больше не нужна архитектура. В ней нужно было просто быть. А вот этого Алексей не умел.

Потому что он панически боялся, что в этой обыденности, когда спадет дым его грандиозных конструкций, женщина наконец-то посмотрит на него. По-настоящему. Не на архитектора, не на археолога, не на волшебника. А на самого Алексея.

И увидит там… ничего особенного.

Не монстра. Не злодея. Гораздо хуже. Обычного, уставшего человека. Человека со своими страхами, со своими маленькими слабостями и привычками. Человека, который не знает ответов на все вопросы. Который иногда хочет помолчать, потому что просто устал.

Разоблачение было для него равносильно смерти. Его величайший страх заключался не в том, что его бросят, а в том, что его рассмотрят и вежливо скажут: «А, так вот ты какой. Понятно».

И поэтому, как только пламя начинало ослабевать, как только наступала угроза этого разоблачения, он сам начинал демонтаж дворца. Он становился холодным, придирчивым, провоцировал ссоры. Он создавал причину, чтобы уйти.

Он начинал разрушать. Медленно, холодно и методично.

Он начинал замечать не ее уникальность, а ее недостатки. Та самая мечта о корабле становилась в его пересказе «детской наивностью». Лимонный кекс - «глупой привычкой». А однажды, во время ссоры, он с холодной усмешкой бросил ей:

— Да о чем с тобой вообще говорить, если для тебя вершина счастья - это пластиковый кит?

Он брал те самые сокровища, которые сам достал на свет, и превращал их в оружие против нее. Он делал это для того, чтобы она сама поверила в свою «незначительность».

Так было проще. Так вся вина ложилась на нее.

Он всегда уходил первым. А она оставалась посреди руин, в слезах перебирая осколки своего волшебного мира, пытаясь понять в какой момент она все испортила.

Он оставлял ее с виной, чтобы никто никогда не догадался о его страхе.