Игнат не работал. Он священнодействовал. Его храмом была городская площадь, его паствой — сизые комочки жизни, обычные городские голуби. Официально, для редких любопытных, он представлялся «городским орнитологом-статистиком». Звучало солидно, как приговор. На деле же он был просто Игнатом, который считал голубей.

Он не просто ставил галочки в своем потрепанном блокноте. О, нет. Это было бы кощунством, профанацией Великого Учета. Он знал их в лицо. Вон тот, с выдранным пером на крыле, — это Валера, местный философ, вечно смотрящий в лужи, будто там показывают будущее. Хромая на левую лапу — Светка, мать-героиня, у которой семеро по лавкам в водосточной трубе. А тот жирный, наглый, что пытается отжать корку у одноногого ветерана Бориса, — это, конечно же, Депутат.

Игнат сидел на скамейке, как дирижер перед оркестром. Вокруг него текла река «важных дел». Люди-муравьи в костюмах несли свои портфели-печали из точки А в точку Б. Телефоны прирастали к их ушам, как грибы-паразиты. Их лица были картами будущих забот и прошлых обид. Они шли сквозь площадь, но не видели ее. Они были здесь, но их здесь не было.

В этот момент асфальтовый океан выплюнул на берег ЕЁ. Она была апофеозом спешки. Каблуки выбивали паническую дробь, в глазах — дедлайн, на губах — невысказанный мат. Из ее папки выскользнул лист и, станцевав танго с ветром, приземлился аккурат под лапу Депутата, который как раз собирался ее, бумагу, удобрить.

— Ай! — взвизгнула она, увидев надвигающуюся катастрофу.

Игнат поднялся. Он не сказал ни слова. Просто подошел, посмотрел Депутату прямо в его наглые глаза-бусинки и протянул ему крошку вчерашнего батона из кармана. Голубь, прельстившись взяткой, оставил бумагу в покое. Игнат поднял лист, отряхнул с него несуществующую пыль и протянул женщине.

— Спасибо, — выдохнула она, прижимая к груди спасенный график квартальной прибыли. — Я… я так спешу.

Она уже разворачивалась, чтобы снова нырнуть в поток, но что-то в его спокойствии зацепило ее. Она остановилась. Оглядела его старое пальто, блокнот, его абсолютно безмятежное лицо.

— А вы… чем вы занимаетесь? Ждете кого-то?

Игнат улыбнулся краешком губ. Это был его любимый вопрос. Он был как ключ, который открывал крошечную щель между мирами.

— Я считаю голубей, — просто сказал он.

Она моргнула. Раз. Два. Ее внутренний процессор лихорадочно перебирал варианты: сумасшедший, бездельник, сектант, городской перформанс? Ни один не подходил. В его голосе не было ни безумия, ни лени. Была… основательность. Будто он говорил: «Я строю мосты» или «Я лечу сердца».

— Зачем? — это все, что она смогла выдавить.

— А зачем вы бежите? — тихо спросил он в ответ.

Вопрос ударил ее под дых. Она открыла рот, чтобы выпалить стандартное: «У меня встреча, проект, жизнь!», но слова застряли в горле. Впервые за много лет она не знала, что ответить.

Игнат не стал ждать ответа. Он кивнул ей, словно старому знакомому, и вернулся на свою скамейку. В блокноте появилась запись: «14:32. Депутат был подкуплен. Квартальная прибыль спасена. Общее число — 87. Валера задумался о вечном».

Женщина постояла еще секунду. Мир вокруг нее не изменился. Каблуки все так же стучали, телефоны звонили. Но что-то треснуло в ее собственной вселенной. Она вдруг увидела не серую массу, а 87 маленьких, трепещущих жизней. Она посмотрела на Игната, этого странного бухгалтера бессмысленности, и впервые за долгое время по-настоящему увидела человека. Человека, который не бежал. Он был здесь.

А Игнат просто сверял пульс этого каменного зверя по имени город. И пульс, надо сказать, был вполне себе аритмичный.