Истории-зеркала

Глина

Старый гончар Кенджи не создавал чаши. Он вел с глиной диалог. Его мастерская, пахнущая пылью и дождем, была заставлена полками. И на них стояли не триумфы, а шрамы: сотни треснувших, кривых, несовершенных сосудов.

Однажды к нему пришел молодой ученик Рё, в чьей голове сиял образ идеальной чаши — тонкой, как лепесток, симметричной, как отражение луны в воде. Он пришел не учиться. Он пришел доказать, что он уже мастер.

Он бросил кусок глины на круг, и круг запел под его уверенными пальцами. Но в последний момент, когда он формировал венчик, стенка дрогнула, и вся конструкция бессильно осела в бесформенный ком.

«Не та глина!» — бросил Рё, в гневе соскребая неудачу с круга.

На следующий день история повторилась. «Слишком влажно в мастерской!» Через день чаша снова опала. «Вы слишком громко дышали, учитель, и сбили меня». Кошка пробежала. Птица крикнула за окном. Солнце светило не под тем углом. Мир Рё был полон враждебных сил, мешающих его гению. И каждый раз он со злостью бросал очередной «испорченный» ком в свой угол.

А мастер просто делал свою работу. Он садился за круг, и его руки начинали свой танец. Иногда из-под них выходила чаша. Иногда, за мгновение до совершенства, он видел в ней едва заметную фальшь. И тогда Рё, наблюдавший за ним, видел немыслимое. Кенджи спокойно и методично, одним движением руки, сминал почти идеальное творение, превращая его обратно в сырой, бесформенный кусок. Затем он бросал этот ком в самый центр своего чана, смешивая его с остальной глиной.

Рё смотрел на это, и его мир, выстроенный на поиске виноватых, трещал по швам. Он ждал от мастера гнева, разочарования — чего угодно, но видел лишь спокойствие.

Однажды, после очередного «провала», Рё не выдержал:

— Как вы можете? Это же была почти идеальная работа! Зачем вы ее уничтожили?

Кенджи впервые за много дней посмотрел прямо на него.

— Я ничего не уничтожил, — тихо сказал он. — Я просто передал глине новый опыт. Теперь она знает, какой формой ей быть не нужно.

Рё замер. Он посмотрел на свой угол, где лежали комья его обвинений — мусор, который нужно было спрятать. Потом он посмотрел на полки мастера, где стояли сотни таких же шрамов, но им было отдано почетное место.

Он повернулся к учителю, и в его голосе прозвучал последний, отчаянный вопрос, который должен был всё объяснить:

— Учитель… так зачем они здесь? Все эти… ошибки?

Кенджи посмотрел на полки. Потом на Рё. И в его глазах было искреннее, неподдельное удивление.

— Ошибки? — переспросил он. — Здесь только чаши.

Соседние материалы

Предыдущий: Коллекционер
Следующий: Свобода Клетки

Ещё по теме «перфекционизм»

Клякса

Виктор не жил. Он дезинфицировал реальность. Его квартира была операционной, а он в ней — главный хирург, вырезающий любую опухоль хаоса. Его балкон, выложенный идеальной белой плиткой, был его личным филиалом стерильности на седьмом этаже. А глубоко в подвале его черепной коробки, в темном, вонючем углу, сидела на цепи вопящая обезьяна. Эта обезьяна хотела не гармонии. Она хотела выть на луну и швыряться дерьмом...

Декоратор

Сначала мы — архитекторы. Мы рождаемся как дикий, неразмеченный ландшафт. Где-то болото тайных желаний, где-то скалы иррационального страха, где-то — поляны чистой, беспричинной радости. Но очень рано в нас просыпается внутренний перфекционист с генеральным планом застройки.

Ржавчина

Артур не был человеком. Он был функцией, заключенной в безупречный экзоскелет. Его должность — «Старший Партнер» — была кирасой. Его выверенная, лишенная эмоций речь — глухим забралом. Его ежедневный маршрут из стерильного пригорода в стеклянную башню офиса — поножами, которые не давали сбиться с пути. Глубоко внутри этого доспеха сидел не Артур, а маленький, испуганный мальчик.