Истории-зеркала

Декоратор

Сначала мы — архитекторы.

Мы рождаемся как дикий, неразмеченный ландшафт. Где-то болото тайных желаний, где-то скалы иррационального страха, где-то — поляны чистой, беспричинной радости. Но очень рано в нас просыпается внутренний перфекционист с генеральным планом застройки.

Он не диктатор. Он декоратор. Он занимается терраформированием личности. Он говорит: «Это болото выглядит неприлично. Осушить. Засыпать гравием „правильных принципов“. Здесь построим выставочный павильон „Мои Достижения“». Он смотрит на колючий кустарник спонтанной злости и решает: «Неэстетично. Выкорчевать. На этом месте посадим идеально подстриженную живую изгородь „Вежливости и Сдержанности“».

Так, пядь за пядью, дикая природа души превращается в идеальный, стерильный сад камней.

Потом мы становимся экскурсоводами.

Мы водим других по дорожкам этого музея себя. Мы с гордостью показываем фасады, рассказывая о гармонии и порядке. И ни за что на свете не признаемся, что наш безупречный сад разбит на тонкой корке застывшей лавы, под которой все еще дышит дремлющий вулкан.

В центре этого сада мы водружаем главного идола — гипсовую статую «Моя Непогрешимость», покрытую сусальным золотом.

И, наконец, мы становимся охранниками. Мы строим вокруг своего идола невидимую стену из «правил», «ожиданий» и «границ».

Поэтому, когда кто-то случайно нарушает этот невидимый периметр — наша реакция несоразмерна. Это паника часового на посту, который услышал треск ветки в темноте и открыл беспорядочную стрельбу во все стороны, просто чтобы своим шумом заглушить собственный страх.

Это паника декоратора, чей занавес вот-вот сорвут. Ведь если заглянуть за эту сияющую вывеску, там окажется не сокровищница. А просто дикий, неразмеченный ландшафт, который мы так отчаянно пытались застроить.

Соседние материалы

Предыдущий: Ctrl+Alt+Del
Следующий: Ржавчина

Ещё по теме «контроль»

Ржавчина

Артур не был человеком. Он был функцией, заключенной в безупречный экзоскелет. Его должность — «Старший Партнер» — была кирасой. Его выверенная, лишенная эмоций речь — глухим забралом. Его ежедневный маршрут из стерильного пригорода в стеклянную башню офиса — поножами, которые не давали сбиться с пути. Глубоко внутри этого доспеха сидел не Артур, а маленький, испуганный мальчик.

Клякса

Виктор не жил. Он дезинфицировал реальность. Его квартира была операционной, а он в ней — главный хирург, вырезающий любую опухоль хаоса. Его балкон, выложенный идеальной белой плиткой, был его личным филиалом стерильности на седьмом этаже. А глубоко в подвале его черепной коробки, в темном, вонючем углу, сидела на цепи вопящая обезьяна. Эта обезьяна хотела не гармонии. Она хотела выть на луну и швыряться дерьмом...

Коллекционер

Он жил в зале ожидания. Не в реальном, а в том, что был у него в голове. Он жил так, будто его настоящая жизнь еще не началась, а была лишь длинным, затянувшимся прологом, где его рейс на взлет постоянно откладывался. Он сидел в этом зале и смотрел через мутное стекло на взлетную полосу, где самолеты других людей — яркие, стремительные, полные огней — взмывали в небо один за другим.

Свобода Клетки

Человек построил идеальную клетку для своей канарейки. Каждый прутик был выверен. Каждая жердочка отшлифована. Он рассчитал идеальное расстояние до кормушки и поилки. Все было сделано для того, чтобы птице было удобно. Чтобы ее жизнь была полностью предсказуемой, безопасной и известной. Он любил свою канарейку. Он просто хотел защитить ее от хаоса мира. Но птица перестала петь.