Это наш внутренний, карманный тиран. Маленький безумный режиссёр, которому мы сами выдали безлимитный бюджет и полную творческую свободу.

Он сидит у тебя в голове, скрестив ножки, и рисует раскадровки будущего. Вот тут другие скажут именно это. А я отвечу вот так. Идеальный свет, выверенные паузы. Он даже позы подбирает к ещё не случившемуся разговору. Это его артхаусный фильм, его шедевр, где весь мир — послушный актёрский состав.

И в этом есть упоительная сладость, правда? В момент, когда ты всё «спроектировал», ты — бог этой картонной вселенной. Ты чувствуешь, как нити от всех марионеток сходятся у тебя в пальцах. Это пьянящее чувство контроля над хаосом. Ты строишь хрустальный замок на облаке и на секунду веришь, что он будет стоять вечно.

А потом открывается занавес.

И оказывается, что у твоих актёров есть собственное мнение. Декорации шатаются от сквозняка реальности. Кто-то забыл реплику, кто-то вообще не пришёл на съёмочную площадку. И твой гениальный сценарий летит к чертям.

И вот тут начинается самое смешное и самое трагичное. Злится не разум, не логика. Злится именно этот маленький режиссёр. Он топает ногами, рвёт на себе воображаемые волосы и кричит: «Эти бездари! Они всё испортили! Мой гениальный замысел!»

Но на кого он злится на самом деле? На мир, который не захотел прогибаться под его фантазию. На людей, которые посмели быть живыми, а не куклами. А в конечном итоге — на самого себя, потому что в глубине души он знает: это был всего лишь спектакль в театре одного зрителя.

Вся эта буря — это фантомная боль по несуществующему. Мы горюем по тому, чего никогда не было, кроме как на бумаге нашего воображения. Мы злимся на призраков, которых сами же и нарисовали.

И вот ты стоишь посреди руин своего воздушного замка, весь в пыли несбывшихся ожиданий, и понимаешь самую парадоксальную вещь: единственный, кто тебя запер в этой башне, — это ты сам. Ты её и спроектировал, и построил, и стал её первым и последним пленником. Всё сам. Какой талантливый самоубийца.